Ни малейшего сомнения не было, что ФН могут нас одолеть. Вопрос был только, почем это будет стоить. И нам надо было постараться убедить их, что стоить будет слишком дорого, причем еще до того, как они раскачаются. Чистый покер. Мы хотели так задрать ставки, чтобы они забздели и спасовали. Мы надеялись. И ни в коем разе не должны были показывать, что на руках у нас даже флеша не наберется.
Связь с Гонконгом восстановили только к концу первых суток нашей радио-видео атаки. К тому времени Майк уже «зафитилил булыганы» первого броска и подвел черту. Первым прозвонился проф. Я был жутко рад его услышать. Вперед Майк коротко осветил ситуацию, а я тем временем ждал и думал, каково мне от профа мягко влетит. Ну, думаю, я ему и отвечу! Мол, что я, по-вашему, должен был делать? Когда вас не достать, а может, вы убиты? Остался один, как перст, на меня небо валится, а в правительстве кроме меня – никого. Что мне, общий отбой трубить прикажете, раз до вас никакими силами не добраться?
Так и не довелось высказаться. Поскольку проф сказал:
– Мануэль, ты действовал, совершенно правильно. Ты был фактически главой правительства в момент острого кризиса. Я очень рад, что ты не проворонил самый подходящий момент только из-за того, что не мог меня достать.
Ну, что вы будете делать с этим типом! Ведь я уже раздухарился, раскипятился, а пришлось всё взад проглотить и промямлить:
– Сэпсибоу, проф.
Смерть «Адама Селены» проф утвердил.
– Могли бы еще потянуть, но уж больно момент подходящий. Майк, вы с Мануэлем следите насчет этого дела. А я по пути домой заскочу в Черчилл и опознаю тело.
Так он и сделал. Я так его и не спросил, чей он труп выбрал: лунтика или десантника, – и как умудрился больше никого в это дело не впутать. Наверное, просто в Верхнем Черчилле гора неопознанных трупов была. У того, что он выбрал, рост и цвет кожи были подходящие. Но после взрывной декомпрессии, да еще и с сожженным лицом, выглядел он – как вспомнишь, вздрогнешь.
В таком виде он и лежал в Старом куполе с накрытым лицом, там речи толкали, я не слушал, а Майк каждое слово записал. Он жуть как был падок на лесть, самое человеческое качество это в нем было. Какой-то твердолобый хотел, чтобы этот карбонат забальзамировали, всё Ленина в пример приводил. Но в «Правде» написали, что Адам был в этом вопросе решительный сторонник переработки и в жизни не примирился бы с таким дикарским исключением. Так что этот неизвестный солдат, а может, штатский, а может, ополченец, проследовал в нашу городскую переработку.
Уж раз о том речь, придется говорить, хотя вот так неохота. Ваечку не задело, она просто много сил потратила. А вот Людмила домой не вернулась. В тот момент я не знал, – и рад, что не знал, – но она погибла возле пандуса против «Bon Morche». Там много народу погибло. Разрывная пуля ударила ей точно между грудешек ее милых. В руках у нее кухонный ножик был, причем весь в крови. Думаю, успела она со своим ангелом смерти расплатиться.
Об этом мне Стю рассказал, по телефону не стал, а лично добрался до комплекса, и мы с ним вместе вернулись. Стю даром времени не терял. Чуть драка кончилась, он сходу кинулся в «Дрянд» со своей специальной кодовой книжкой колдовать. Да не пришлось. Мама там его нашла, и он вызвался мне сообщить.
Так что пришлось мне домой ехать на семейный плач. Но, в общем-то, в жилу было, что никто из наших до меня не добрался, пока мы с Майком «Булыган» раскручивали. Когда приехали ко мне домой, Стю вперед входить не хотел, поскольку не в курсе наших обычаев. Анна к нему вышла и силком затащила. Он же нам как родной. И многие соседи на плач пришли. Не так многие, поскольку чуть не в каждой семье кто-то погиб, не одни мы плакали в тот день.
Но побыть дома не пришлось. Не мог – работы было сверх головы. Всего-то подошел к Милочке, глянул и поцеловал на прощанье. Она у себя в комнате лежала, и вид был, будто она спит. Потом побыл немножко с родными перед тем, как снова за дело взяться. Только в тот раз до меня дошло, насколько наша Мими старенькая. Уж она-то смертей повидала, причем кое-кого из потомков схоронила. Но, показалось мне, Милочкина смерть здорово ее подсекла. Ведь Людмила была не просто так, а внучка Мамина, даже больше – считай, дочка во всём. Только что не родила ее Мама. И по Маминому настоянию в порядке особого исключения еще и со-жена. Самая младшая при самой старшей.
Как все лунтики, мы своих мертвых в переработку пускаем. Я вполне приветствую, что дикарский обычай в землю зарывать мы с Эрзли не завезли. Наш способ лучше. Но семья Дэвис железно не отправляла то, что из процессора вынули, в сельхозпроизводственные туннели. Нет. Это мы доставляли в туннель-беседку, где в розы превращалось, в нарциссы и пионы под тихое жужжание пчел. Всегда считалось, что сам Джек Дэвис «Черный» там находится, то есть те атомы от него, что остались-таки после стольких лет цветения.
Приятное место, очень красивое.
Настала пятница, а никакого ответа от ФН не было. В новостях с Эрзли поровну было, во-первых, недоверия, что мы семь бортов уничтожили и два десантных полка (ФН даже не подтвердили, что имел место бой), и, во-вторых, полного неверия, что мы способны Терру бомбить или устроить то, что они всё еще называли «бомбежка рисом». Там больше вещали за мировой чемпионат.
Стю тревожился, поскольку на свои кодированные писули ответа не получал. Он их отправлял по коммерческому каналу «Лу-Но-Гон» на ее агента в Цюрихе, оттуда шла переброска его личному брокеру в Париж, а оттуда уже по особым каналам – доктору Чану, с которым я ту беседу имел, а после имел и Стю, причем они насчет этих каналов договорились. Стю насчет чего нажимал? Насчет того, что так как Великий Китай окажется под ударом через двенадцать часов после Северной Америки, его бомбежка вполне может быть вообще отменена, когда сам факт такой возможности уже будет доказан в Северной Америке. Но только в том случае, если Великий Китай сработает в темпе. А с другой стороны, Стю предлагал доктору Чану внести поправки в список целей, если те, что мы в Великом Китае выбрали, окажутся не пустыми местами, за которые мы их держим.