Луна жестко стелет - Страница 49

Оказалось, что его резидент един в двух лицах: во-первых, старый урка, теперь у него лавочка была в Старом куполе, сладости там, газетки, тотошка; и, во-вторых, сынок его, из вольнонаемных в комплексе. Сынок-то и таскал туда донесения, потому-то Майк их и не мог подслушать.

Мы их пальцем не тронули. Просто теперь получали оперативную информацию на полсуток раньше, чем Альварес. Благодаря этому, – а разнюхала это пяти-шестилетняя детвора, – семи камрадам жизнь сохранили. За что и слава «иррегулярным с Бейкер-стрит»!

Уж и не припомню, кто их так прозвал. Думаю, что Майк. Я-то был рядовой «фэн» насчет Шерлока Холмса, а Майк в натуре воображал себя его братом Майкрофтом, вот падло буду, почти готов поручиться, хотя тема скользкая. Сама пацанва себя так не называла. У нее свои шайки-лейки были и свои клички. И мы на них не взваливали ничего такого опасного. Сидра в этом отношении доверяла мамашам и наставляла, чтобы объясняли сынкам-дочкам, как да что, но притом ни в коем разе не в натуре. А пацанву хлебом не корми, только доверь какой-нибудь секрет, да похитрее. Сами гляньте, все их игры на том держатся.

«Bon Ton Salon» был в натуре биржей новостей: женщины их разносят быстрей, чем «Дейли лунатик». Я Ваечку настропалил, чтобы она по ночам передавала Майку всё до последнего слова, причем сама не раздумывала, что важно, а что нет, поскольку в этом разбираться Майку – по его способности разом сопоставлять хоть миллион фактов.

И слухи оттуда ползли. Вначале партия росла медленно, а потом, во-первых, заработала троичность системы, а во-вторых, миротворцы-каратели на шею сели куда покруче прежней вохры. Когда организация разрослась, мы крепко нажали на агитпроп, на «черную пропаганду» и слухи, на открытую подрывную работу, провокации и саботаж. Раньше, когда с агитпропом было попроще, хотя и поопаснее, и пока его продолжали под маркой прежнего подполья, там всё сгнило от стукачей, этим делом занимался Финн Нильсен. А теперь эту кашу и всё, что с ней связано, взялась помешивать Сидра.

Здорово подсобила раздача листовок и прочее в этом духе. Ни в «Салоне», ни дома, ни в номере «Дрянда» мы подпольной литературы не держали. А распространяла ее пацанва, причем такая, что читать не умеет.

При том Сидра полный день работала насчет причесать и тэ дэ. И примерно в то время, когда ей начало становиться невмоготу, однажды вечерочком я с ней под руку вышел пройтись на Пересечку. И вдруг глядь – знакомое личико, знакомая фигурка: девчонка, тощенькая, угловатая, рыжая, что твоя морковка. Годков так двенадцати, когда ихняя сестра в рост идет, перед тем как набрать цветущую мягкую округлость. Вижу, что встречал, но не могу сказать, ни где, ни когда, ни по какому случаю.

– Тихо, куколка, – говорю. – Кинь глаз вон на ту. Рыженькую, тощенькую.

Сидра глянула.

– Милый мой, – говорит. – Ты у нас с вывихом, не новость. Но ведь совсем дитё же!

– При чем тут это? Кто она?

– Готт знает. Тормознуть ее?

И вдруг я вспомнил, будто клип увидал. Вот бы Ваечка со мной была, но мы с ней вместе на людях не показывались. Эта голяшка рыжая была на том самом собрании, где Мизинчик погиб. На полу сидела перед трибуной, слушала, раскрыв глаза, и хлопала, как шальная. А под конец я увидел, как она летит, сложившись, кубарем и с ног сбивает желтую робу, ту самую, которому я в темпе потом челюсть сломал.

Если б не она, если б не ее находчивость и быстрота, не гулять бы нам с Ваечкой живыми-здоровыми и на свободе.

– Нет, – говорю, – не надо. Но как бы не потерять ее из виду. Эх, был бы здесь кто-нибудь из наших «иррегулярных». Вот дьявол!

– Заскочи куда-нибудь и звякни Ваечке – через пять минут кто-нибудь объявится, – Сидра говорит.

Так я и сделал. Идем с Сидрой, прогуливаемся, на витрины смотрим, еле плетемся, будто что-то выбираем. Минут через семь-восемь подбегает к нам пацаненок, останавливается и говорит:

– Привет, тетя Мэйбл! Здоров, дядя Джо!

Взяла его Сидра за руку.

– Здорово, Тони! Как твоя мамочка?

– В ажуре, – говорит. И шепчет: – Я не Тони, я Джок.

– Извини, – говорит Сидра мне. – Последи за ней.

А сама с мальцом в кондитерскую.

Вышла. Снова берет меня под руку. А следом и малец с леденцом на палочке, мол, спасибо, тетя Мэйбл, и до свиданья. И вприпрыжку топ-топ от нас, завертелся возле рыженькой, приостановился, на видеоэкран рот раскрыл, свой леденец сосет. А мы с Сидрой домой отправились.

Пришли, а нас уже донесение ждет: «Вошла в детдом „Колыбелька“ и там застряла. Дальше наблюдать?»

– Самую чуточку, – говорю, зову Ваечку и спрашиваю, помнит ли она такую. Оказывается, тоже помнит, но, кто она, понятия не имеет. Спроси, мол, у Финна.

– Лучше вот что сделаем, – говорю и звоню Майку.

Да, есть телефон в детдоме «Колыбелька», и Майк в темпе приложит ухо. Минут двадцать у него ушло на то, чтоб разобраться: больно много голосов, причем в этом возрасте пацанов от девчонок не отличить еще. А потом говорит:

– Ман, предположительно слышны три голоса, отвечающих типу и возрасту, который ты указал. Однако два из них откликаются на имена, которые звучат как мужские. А третий отвечает, когда окликают «Хэзел», причем взрослый женский голос это имя твердит постоянно. По-моему, это голос воспитательницы.

– Майк, глянь-ка в списки прежней организации. Посмотри там всех, кого звали «Хэзел».

– Четверо таких, – отвечает он тут же. – И одна из них – Хэзел Миид, из «Молодых камрадов-помощников», проживает в детдоме «Колыбелька», родилась 25 декабря 2063 года, масса – тридцать девять килограмм, рост…